Андрей Скляров

 

Андрей Александрович Скляров родился в 1961 году в Москве. По профессии – медик. Поэзией увлекается с детских лет. Неравнодушен к лингвистике и эзотерике, а в философских воззрениях ориентируется на перфекционизм. Печатался в журналах «Куба», «Латинская Америка»,"Юность", в альманахах «Ключ», «Тени странника», «Юность Плюс», «Истоки», «Орфей», «Лесной орех»,  в некоторых сборниках стихов и газетах.

 

В краях тех я не был ни разу…

 

Вольнолюбивая птица

                                   Елизавете Дейк

Во влажных лесах Гватемалы,

И больше нигде во Вселенной,

Виденью из сказки подобный,

Кецаль* обитает священный.

 

Он в сумраке горной чащобы

Лучом светозарным мелькает,

Когда иль один, иль с подругой

Там в поисках корма летает.

 

Усевшись на ветке дубовой,

Головкой лазурной окраски

Он в стороны вертит – и блещут

Его шоколадные глазки.

 

Сложивший зеленые крылья,

Щебечет самец красногрудый,

Вниз свесив хвоста продолженье –

Два длинных пера изумрудных.

 

Кецаль бережет эти перья,

И, чтоб их не смять ненароком,

Отверстия два он проделал

В жилище на дубе высоком.

 

Проникнув в одно, из другого

Наружу кецаль вылетает –

Новейшими кажутся перья,

Как дивные ленты сверкая!

 

И есть у него одно свойство,

Что ценится перьев поболе –

Попавший в охотничьи сети,

Кецаль умирает в неволе.

 

Ни вкусная пища, ни ласка,

Ни клетка из чистого злата

Ему никогда не восполнят

Желанной свободы утрату.

 

Издревле ацтеки и майя

За свойство такое кецаля

Посланцем богов всемогущих

И символом неба считали.

 

В краях тех я не был ни разу

И вряд ли когда побываю,

Но ту уникальную птицу

И я всей душой почитаю.

 

---------------------------------------------------------

*В переводе с языка науа – прекрасный, драгоценный.

 

 

                        * * *

Скрыт в горах, в белесой дымке

Мачу-Пикчу – город инков.

 

                        * * * 

Если в Андах на минуту

В руки мне дадут путуту,

Дуну в раковину с силой

И звучанием красивым

Оглашу хребты седые,

Города, пути крутые,

Зелень сельвы, рек стремнины,

Синь озер, пески пустыни –

Миром этим восхищаясь,

С ним душой своей сливаясь.

 

* * *  

Перуанская сампони

С флейтой Пана внешне схожа –

В Андах парень смуглокожий

Мне на ней мотив расхожий

Наиграл – и так встревожил,

Что его с невольной дрожью

Еще долго буду помнить.

 

* * *

Не мандолина, не гитара,

Не балалайка, не дутар –

В руках у смуглого аймара

Звучит чаранго. Десять пар

Струн прочных в нем, а вместо деки

Киркинчо* панцирь у него.

Пусть ныне, присно и вовеки

Звучит чаранго песней гор!

 

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

* боливийский броненосец

 

* * *

Скудная поросль, скалы, вулканы –

Край непокорных арауканов.

 

 

* * *

                                                                     Иосифу Бобровицкому

Знаешь, а ведь среди рощ Парагвая

Было когда-то подобие рая:

Иезуиты его там создали –

Местных индейцев они уважали,

Их понимая и просвещая,

В веру христову без мук обращая.

Там они строили с ними соборы,

Землю пахали, псалмы пели хором.

В белых одеждах индейцы ходили,

В черных – монахи, и в братстве все жили.

Жизнь эта сказкой чудесной казалась,

Жаль, что недолго она продолжалась.

 

* * *

«Мартина Фьерро» однажды прочтя ,

Духом сроднился с гаучо* я.

__________________________________________________________

• аргентинские пастухи

 

                                   Два поэта

Прекрасны звуки, издаваемые страждущей лирой. Тот, кто заставляет страдать поэта, делает его песнь еще более истовой.

                 Хосе Марти (из статьи о Пушкине)

 

 

 

Два поэта, Пушкин и Марти,

Не встречались на земном пути –

Годы разделяли их и страны

И крутые волны океана.

 

Первый – русским воздухом дышал,

А второй на Кубе возмужал,

Но обоим им Господь вручил

Лиру и к людским сердцам ключи.

 

Ни один из них не клял судьбу,

Оба жизнь любили и борьбу,

Если бы сошлись, наверняка

Дружба их была б крепка.

 

И, хоть первый – за жену вступясь,

А второй – за Родину борясь,

Пали, обагрив земную твердь, –

Не смогла возрадоваться смерть.

 

Ибо, как живые, вновь и вновь,

В строчках славя честь, добро, любовь,

Продолжают людям свет нести

Два поэта – Пушкин и Марти.

 

Баллада о благородном герое

 

Свобода – это не преимущество,

это долг бороться за освобождение других.

                                                           Хосе Марти

Потише, сеньоры, и вы, сеньориты,

Уже я настроил гитару свою –

О парне по прозвищу Эль Инглесито

Я вам, как сумею, балладу спою.

 

В Нью-Йорке он жил, Генри Рив его звали,

Он там из газеты однажды узнал,

Что против испанцев на Кубе восстали,

Что факел свободы средь пальм запылал.

 

С момента того он лишился покоя,

К боренью кубинцев проникся душой

И вскоре, расставшись с огромной страною,

На палубу «Перрита» смело взошел.

 

Но словно красотка вертлява удача,

Не часто бывает так, как бы хотел:

На Кубу приплыв, янки тут же был схвачен

И с пленными мамби* попал под расстрел.

 

Очнулся он ночью средь трупов холодных,

Избавленный чудом от смерти оков,

Поднялся и – раненный, хмурый, голодный –

Поплелся, ища хоть какой-нибудь кров.

 

Завидя патруль, парень в чащу метнулся,

Блуждал в душных зарослях, в топях тонул,

Пока, наконец, на крестьян не наткнулся,

А с помощью них и к повстанцам примкнул.

 

Испанский язык в срок предельно короткий

Он по «Дон Кихоту» сумел изучить,

Стрелять научился из кольта, винтовки,

Скакать научился и саблей рубить.

 

За легкий акцент и манеру держаться,

За светлую кожу и глаз синеву

Стал Эль Инглесито на Кубе он зваться,

Под прозвищем этим вошел там в молву.

 

Там, в Камагуэе, он стал генералом,

Там с конной бригадой в походы ходил,

И сабля его в каждой схватке сверкала,

И в каждой атаке он был впереди.

 

Испанцев страшил этот янки до дрожи,

А каждому мамби примером он стал.

Он непобедимым казался, и все же

Однажды под вечер в засаду попал.

 

Под градом свинца пала Рива охрана,

Три пули вонзились в него самого,

Но с яростью он, невзирая на раны,

Свой кольт разряжал в наседавших врагов.

 

Остался патрон, а враги все заметней –

Так что же, неужто позорный ждал плен?!

Рив дуло к виску – и до капли последней

Отдал свою кровь опаленной земле.

 

Когда же испанцы гурьбой окружили

Уже бездыханное тело борца,

То головы, смолкнув, они обнажили

Пред парнем, что дрался как лев, до конца.

 

Тут стынут и струны, и руки, и губы –

И я отдаю Генри Риву поклон.

И верю, что помнить всегда будет Куба

Таких благородных героев, как он.

______________________________________________________

*кубинские повстанцы

 

Капуэра

Петушиная манера

В танце и в веденье боя –

От бразильской капуэры

Впечатление крутое.

 

Разноцветны шаровары,

Мускулисто-смуглы торсы,

Танец, музыка, удары,

Что бывают смертоносны.

 

Это нынче спортом стало,

Представлением красивым,

А когда-то помогало

Противостоять насилью.

 

На плантациях веками

Гнули негры свои спины,

И хлестали их кнутами,

Как безмолвную скотину.

 

Что же делать оставалось

Чернокожим в лихолетье,

Коль оружье запрещалось

Им иметь под страхом смерти?

 

И придумали страдальцы

Для борьбы со злом приемы,

Маскируя их под танцы,

Те, что были им знакомы.

 

Рабство кануло в былое,

Но осталась капуэра –

В танце и в веденье боя

Петушиная манера.

 

* * *

В боливийских селеньях в день гибели Че

Снова вспыхнут, как звездочки, сотни свечей.