ИВАН ОЛЕЙНИКОВ

ПРУТИК БАГУЛЬНИКА

Безлистый, и корявый, и неброский,

Озябший прутик в толстом хрустале,

Расцвёл багульник в комнате московской,

Цветёт вовсю на письменном столе.

Его привёз товарищ издалёка,

Оттуда, где, ветрами обуян,

У рыжих сопок Дальнего Востока

Гудит органом Тихий океан.

Пахнуло будто хвойным тёплым дымом

Костров таёжной дальней стороны,

Неуловимым и неповторимым,

Как призрак пробуждения весны.

Я снова там. Любуюсь кедрачами,

Они в натёках золотой смолы;

Подсвечены наискосок лучами –

Могучие столетние стволы…

А здесь – заиндевелые берёзы

Задумчиво стоят в морозной мгле…

Водой, теплом обманут и – в морозы

Проснулся прутик на моём столе.

Свершило таинство, наверно, в мире

Багульника нездешняя краса –

Шальные ветры бродят по квартире,

Надув гардины, словно паруса.

ПОЗВЯКИВАЕТ ЛОЖЕЧКА

Колёс на стыках дробны перестуки.

Вот и остался отпуск позади.

Любовь синицей мне давалась в руки,

А увожу смятение в груди.

Летят кварталы пригородных зданий,

Где встретиться с тобою довелось,

Где было столько радостных свиданий,

А вот сейчас всё вдруг оборвалось.

Всё дальше, дальше этот миг недавний,

Хоть я и слышу губ твоих тепло.

Нельзя привыкнуть к этим расставаньям,

С тоской гляжу в оконное стекло.

Мне вспоминать бы это не пристало,

Но, видно, часть души осталась там,

И с памятью, магическим кристаллом,

Опять брожу я по родным местам…

Мне душу просквозило в океане,

В мою фуражку цепко впился «краб»…

Позвякивает ложечка в стакане,

Вагон качает,

                        словно в шторм корабль.

АВГУСТА ОРАНСКАЯ

ПОД МИРНЫМ НЕБОМ

О, мир в окне, и близкий, и знакомый,

но я опять его не узнаю.

Рассветный час. Открыты окна комнат

на улицу московскую мою.

Вот тополь распылился пухом-снегом

и постелил на землю белый плед,

а нежным молодым его побегам

тянуться сладко в розовый рассвет:

вот, окрашенный зарёю тонко,

зевает сонно рамами окон;

вот выпорхнула на балкон девчонка,

наверно, причесаться ветерком;

то поглядит на медленное небо,

то – вниз, на срочные грузовики,

несущие домашний запах хлеба

всем запахам машинным вопреки.

Не торопясь Москва заговорила,

уж первый пешеход спешит в тоннель,

набрасывает огненный Ярило

сиреневые тени на панель.

МАЙСКОЕ

Дурманящее майское цветенье

В полуденной пчелиной тишине.

Прими меня в своё уединенье,

Черёмуха, дай надышаться мне.

Ты снова от любви белоголова;

Мои ж седины старше и горчей,

Но нам обеим ласковое слово

Лепечет в полусне лесной ручей.

И как он убаюкивает ловко!

Судьбы своей уже не вижу крен;

На стебле вижу божию коровку,

И мне не до печальных перемен.

Букашка похвалилась окрыленьем,

Помедлила – и высь взяла, легка!

А надо мной всё тянутся мгновенья,

А над землёй проносятся века.

В НОЧНОМ

Ночь у костра. А поутру оседлывать заново.

Хлебом и солью пойду угощу скакуна.

В косы сплету я кудрявую гриву буланого;

Нам серпантином тропа предстоит не одна.

Мой долгогривый, спасибо тебе за доверие.

Радость такая едва ли приснилась бы мне,

Чтобы в неласковой жизни, как горы Иверии,

Пусть ненадолго, но всё ж, наконец на коне!

Хочешь – скачи, только чур, не свалиться бы

                                                               замертво.

Пропасть – направо, налево – пленительный вид.

Цокают кони подковами в ритме гекзамерта,

В розовом свете крутая дорога пылит!

Вытряхну разом невзгоды, обиды и хворости,

Может случиться и не наломаю костей

На позабытой, на конской, на мускульной скорости

В век реактивных и сверхзвуковых скоростей.

…Мне бы уснуть. Отпусти меня, ночь звездоокая,

Посторожи до утра тишины монолит.

Только всё слышится – кони подковами цокают,

Только и эта дорога моя отпылит.

*  *  *

Дух смятённый, куда же меня в эти лета ты мчишь

Мимо мелких забот, мимо крупных утрат, мимо дневи.

То ли млечною пылью туманятся очи в ночи,

То ль слеза набегает в смиренье немом или гневе?

Дни, как тёмные сны. Пробудиться где силы найти?

Лишь засветится ночь, оживёт и надежда и вера.

Обрати же, Господь, в снимок жизни моей негатив

И усталое сердце спаси от кнута Люцифера.

МИХАИЛ ПЕРШИН

*  *  *

А ты опять талдычишь: «Повезло»,

Но и когда мне это опостылеет,

возьму любое первое число,

возьму число и приурочу вылет.

И я взлечу. Взлечу и улечу,

И улечу и залечу со звоном.

Потом – проснусь. Очнусь и захочу

опять услышать это: «Повезло нам».

Везенье – свет. А невезучих – тьма.

Ну, чёрт возьми! – обратно каламбуры.

Дома и люди. Люди и дома…

Такие вечные, нелепые фигуры.

*  *  *

Полу-гнев, полуулыбка,

полу-подвиг, полу-смех

То ли тут – полу-ошибка,

То ли там –  полууспех.

Полувзрослого младенца

пол-листа с асфальта стёр

полурваным полотенцем

полоумный полотёр.

Полустанки. Полушубки.

Полновластье полумер.

Вместо полу-душегубки –

Полу-кондиционер.

Искушенье полустрасти,

Полу-чести полу-месть.

Полу-бросьте. Полу-здрасти.

Пол-надежды полу-есть.