ЗАМОЧНАЯ
СКВАЖИНА
МИХАИЛ ПЕРШИН
ЗАГАДКА
Умом Молдову не понять,
аршином общим не измерить.
У ней загадочная стать.
В Молдову можно только верить.
Литву вам тоже не понять,
не охватить Литву аршином.
И в равной мере эта стать
присуща чукчам и грузинам.
В полёте мысли латыша
не ухватить и половины.
Вы не прочтёте ни шиша
в туманном сердце армянина.
В век электрических машин
тот будет озадачен крайне,
Кто общий вытащив аршин,
захочет подступить к Украйне.
Рассчитана на дурака
мелькнувшая в газетах утка
о том, что можно калмыка
постигнуть с помощью рассудка.
Киргиз, татарин, белорус,
Коми-пермяк, ингуш-чеченец,
Каракалпак, карел, тунгус,
Бурят-монгол, якут и ненец,
вас всех пытался я понять.
Но пыл свой мне пришлось умерить.
Вздохнул я горько: «Вашу мать…»
И начал верить, верить, верить.
ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Иннокентий Львович Рыпкин
кушал семечки с надеждой
(он вопще был оптимистом),
Шелуху в ладонь плюя.
А жена его – Надежда –
ела жаренную рыбку
и ложила на газетку
кости тонкие ея.
- Ты о тём вфе мыфлиф, Кефа? –
так супруга вопросила,
рыбью косточку при этом
отлепив от языка.
- О Намибии, тьфу, Надя, –
сплюнув шкурку, он ответил, –
Я надеюсь, что победа
над расистами близка.
- Ту бу шюл пукушать рубку, –
позвала его Надежда
и губами обсосала
размягчившийся хребет.
- Тьфу, да нет: одни там кости, –
он сказал и снова сплюнул, –
Я подсолнечником нынче
Ограничу свой обед.
Вдруг закашлялся несчастный
Иннокентий Львович Рыпкин,
подавившись шелушинкой:
-Кхак и кхок, и кхэк, и кхык.
И хотя его супруга
с силой в спину колотила,
лёг он на пол, задохнувшись,
и скончался в тот же миг.
Над его могилой свежей
по весне щебечут птицы,
облака проносит ветер
и шуршит зелёный лист.
А промчится тёплый дождик –
и сверкают капли в буквах:
Иннокентий Львович Рыпкин,
Намибийский оптимист.
ИНТЕРНАЦИОНАЛ
Коган, Кацман и Козлов
вечером гуляли.
Коган, Кацман и Козлов
проблемы обсуждали.
Лыков, Летов и Лурье
двигались на встречу.
Лыков, Летов и Лурье
сказали: «Добрый вечер».
Коган, Кацман и Козлов
подошли поближе.
Коган, Кацман и Козлов
сказали: «Как в Париже».
Лыков, Летов и Лурье
улыбнулись шутке.
Лыков, Летов и Лурье
сказали: «До побудки».
Были красными штыки.
Белым было море.
Двадцать третий. Соловки.
Почти что санаторий.
ЭРУДИЦИЯ
Жил когда-то в древнем Риме
древнеримский Цицерон,
чьи мы речи хоть не помним,
но века их не сотрут.
А ещё был Юлий Цезарь.
Он хотел залезть на трон.
А когда его убили,
он сказал: «И ты, гад, Брут».
А ещё он бросил жребий,
перешедши Рубикон.
А Пилат, умывши руки,
крест поставил на Христе.
«Надо в бой сперва ввязаться» –
так сказал Наполеон.
Победителей не судят,
Со щитом иль на щите.
А ещё сказал Людовик:
«Апре ну, мол, хоть потоп».
А другой сказал Людовик:
«Государство – это я».
А какой Людовик номер?
(Тут рассказчик чешет лоб)
В них сам чёрт сломает ногу:
их ведь было до фига.
Генералов на солдатов
не менял один грузин.
Петр бороды боярам
брил железным кулаком.
Бей жидов, спасай Россию.
Ай, да Пушкин, сукин сын.
Жили были дед да баба,
ели кашу с молоком.
АФРИКАНСКИЕ СТРАСТИ
Один печальный крокодил
сожрал печального барана.
И долго плакал крокодил
над горькой участью барана.
Другой – весёлый крокодил
сожрал печального барана.
И так был счастлив крокодил,
что мир избавил от барана!
Катит валы могучий Нил.
Сияет небо голубое…
Рыдает первый крокодил.
( такой печальный крокодил!),
Второй хохочет крокодил
(такой весёлый крокодил).
А сыты, сволочи, обое!
ИРИНА АЛЕКСЕЕВА
НЕВЫЕЗДНАЯ ПЕСЕНКА
Туманы сминают Вестминстера стены
Цилиндры снимают в Гайдпарк джентельмены,
Я там не бывала и сроду не буду
Я в Лондоне мокром платить за простуду,
Я лучше в Москве заработаю насморк,
На митинге стоя на площади Красной.
Мне быть неуместно в Великобритании –
Там лорды – известно – одни пуритане…
И там Баскервильская злая собака
Туристов пугает и лает из мрака.
Там стерлингов фунты оттянут карманы.
Нет! Я не поеду в заморские страны!
ДМИТРИЙ КОНДРАШЕВ
* * *
М.И.Бенту
Художник Босх Иероним
был ироничен и раним.
Фан-та-сма… горек дым времён,
переменившихся при нём.
Возможно, если бы не дым,
он был бы ясным. Но другим…
|