|
ВАЛЕРИЙ ДУДАРЕВ
*
* *
Много
в нашей Покровке
Полуспившихся
рож.
Горше
нашей зубровки
Не
ищи – не найдёшь.
Наша
правда – в стакане!
Продышался,
припал…
И
ещё один Ваня
Смертью
храбрых упал.
Не
сгущаю палитру –
Это
ж надо суметь:
Окаянную
литру
Натощак
одолеть.
Если
в каждой утрате
Разобраться
– представь! –
Нам
метелей не хватит
Замести
эту явь.
Что,
казалось, бы проще –
Просто
в поезд садись.
Пашни,
домики, рощи:
И
катись, и катись!
Пей
цейлонский вприкуску
Да
в окошко смотри.
Под
Орлом иль под Курском
Полегчает
внутри.
И
травиться с чего бы?
Эта
даль! Эта высь!
Будь
счастливым до гроба,
Только
Богу молись.
Но
уставишься в небо –
И
охота реветь.
До
чего же нелепа
Наша
русская смерть!
До
чего же бессильны
Вековые
мечты!
До
чего же, Россия,
Одинокая
ты!
*
* *
Когда
от молний ночь светла –
В
окошках вздрагивают лица,
Но
наша старая ветла
От
молний вряд ли загорится.
Возможно,
лес сгорит дотла,
Возможно,
сгинут звери, птицы,
Но
старая ветла
От
молнии не загорится.
Мы
можем бросить все дела,
Мы
можем спятить, можем спиться!
Ветла
Не
загорится!
*
* *
Как
тяжело смотреть на звёзды –
Судьбу
счастливую искать,
Невразумительно
и поздно
Чужое
имя повторять,
Непредсказуемо
и страстно
Чужого
прошлого желать,
Непродолжительно
и ясно
Чужой
идиллией сиять.
*
* *
Ни огня, ни
чёрной хаты…
А.С.Пушкин
Всё
дальше в северную сторону
Влекут
созвездия меня –
Где
по ночам раздолье ворону
И
нет ни хаты, ни огня.
Где
время памятью не связано,
Во
всём покой и пустота,
И
слова доброго не сказано
Про
эти гиблые места.
Лишь
одинокая встревожено
Скрипит
задумчивая ель,
Прожив
лет триста, как положено
Прожить
за тридевять земель.
Лишь
затаённое сияние
Навстречу
северной луне
Мелькнёт,
как память, как страдание –
И
оборвётся в тишине,
Страстей
и сроков человечества
Загадку
вечную храня…
Быть
может, там и есть Отечество,
По
крайней мере для меня.
*
* *
У
меня в Загорске никого.
Только
зимы, зимы; зимы, зимы.
Не
попал и в это Рождество
На
могилку тётки Серафимы.
Вот
живёшь, не ведаешь хлопот,
Серые
копейки пропиваешь,
Но
иной раз точно полоснёт:
Тётя
Сима, как ты поживаешь?
Вот
весною, веришь ли, приду.
Веришь
ли, оградку перекрашу,
Цветничок
в порядок приведу,
Веришь
ли, скамеечку налажу.
Что
ещё смогу я смастерить?
Да,
землицы мягонькой подброшу.
Ты
не сможешь больше говорить:
«Вот
какой племянник нехороший».
*
* *
Россказней геройских, между прочим,
Не
найдёт потомок обо мне.
Коротать
безжалостные ночи
Не
пришлось в Афгане ли, в Чечне…
Поделюсь
безжалостно и сухо:
Жил
да был, ничем не рисковал.
Плёл
стишки и пороху не нюхал…
Не
разил пехоту наповал,
Не
бомбил селения украдкой –
Счастлив
тем, что в этой жизни краткой
Никого,
браток, не убивал.
Сиротой
Ахмедку не оставил.
Не
оставил беженку вдовой,
Одногодка
мой, во вражьем стане,
Воротился
к матери – живой.
Вдруг,
когда его огнём скосило
И
стервятник прыгал на песке –
Вдруг,
как раз той пули не хватило,
Что
в моём покоилась рожке…
Может
быть, я в том и виноватый,
Что
совсем нигде не воевал,
Что
свою смертельную гранату
Я
в чужой колодец не бросал,
Что
в полях и в звёздах над рекою
Мне
иные чудились пути…
Что
ж…за счастье мирное такое
Ты,
браток, прости меня…
прости…
ГАЛИНА ДАНИЛЬЕВА
МОНОЛОГ МОСКОВСКОГО ЭКСКУРСАВОДА
Мне
кажется – меня забыли все,
Мне
кажется – я и тобой забыта.
Такая
вот смешная карусель –
Старуха
у разбитого корыта.
Мне
кажется, что я нужна лишь тем,
Кому
служу охрипшим патефоном,
Кому
дарю разнополосье тем
Свистящим,
будто чайник, микрофоном.
Мне
кажется, что не сама собой
Дышу.
Дыханье – смесь дождя и дыма:
Я
выдыхаю память над Москвой,
Которая
дождями возвратима.
Мне
кажется, я часть Москвы самой,
Её
кривой арбатский переулок,
Где
повстречался дирижабль с арбой,
Где
тень любви устала от прогулок.
Мне
кажется – я сто веков дышу,
В
восьми веках я проросла Москвою,
И
летопись её дождём пишу,
И
штопаю прорехи луж листвою.
Мне
кажется – я не смогу забыть
Ни
дальний день, ни этот – слишком близкий,
В
котором мне у осени служить
Промокшей
сумкой, полной переписки.
ВЫВЕДЕННАЯ ЭКСКУРСОВОДОМ
ФОРМУЛА МОСКВЫ
Москва
– это женщина,
сто жизней прожившая,
Москва
– это девочка
урок зазубрившая.
Москва
– это грешница,
грехи замолившая,
Москва
– это странница,
все песни забывшая.
Москва
– это фреска,
дождями размытая,
Москва
– это гамма,
на звуки разбитая,
Москва
– это правда,
смертельно усталая…
Москва
– это тайна,
что вам разболтала я.
*
* *
Подбирается
январь –
умирает календарь,
А
до нового огня
путь сквозь будни декабря.
Станет
стылою зола
до кончины февраля,
А
пробудется капель –
я верну тебе апрель.
Будет
мая маята,
хоть и знаю, ты не та.
А
потом опять не спать –
август флоксами встречать.
Октябрины
октября,
и подумаешь: «Всё зря…»
Праздник
рубит деревца,
гривы снега. Нет конца.
ИННА ЕРЕМЕЕВА
* * *
Деревья
сняли ботинки,
Деревья
стоят босые.
Они,
как на картинке,
Застывшие
и немые.
Пришла
долгожданная осень.
Обманным
и жёлтым цветом
Раскрасила
листья, впрочем,
Их
быстро сорвало ветром.
У
осени глаз цыганский,
Он
– карий и бесшабашный.
Как
в таборе, в городе нашем
От
красок, вовсю горящих.
ЮНАЯ
Гроздья
винограда на ушах,
На
губах улыбка, как признанье,
Робкая
до дрожи, и в глазах –
Жизни
совершенное незнанье.
* * *
Был
вечер из таких, какие редки,
Когда
стихает ветер, днём устав,
И
первые листочки смотрят с ветки,
На
цыпочки зелёные привстав.
Как
в песне старой, вечер у реки.
Двух
звёзд в воде дрожало отраженье,
Пел
соловей, и словно две руки,
Ласкало
тёплое воздушное движенье.
Мы
были близко-близко у воды,
И
были близкими друг другу десять пальцев,
Сведённые,
сплетённые ряды
Мечтателей,
друг друга постояльцев.
|